— Как же вас так угораздило? — Белов поковырял вилкой в тарелке, обвел глазами ставшую привычной обстановку. Мысленно попрощался с явкой. Если Яровой слетит с должности, халяве конец.
— Элементарно. В пятницу заявились в конце дня пиджаки, сунули в нос мышонку из депозитария бумагу с печатью и выгребли векселей на пол-лимона. Доверенность оказалась липой. Короче, банк просел на энное количество миллионов баксов.
— Почему? — удивился Белов.
— Да потому, блин, что фирма «Рус-Ин», чью доверенность слепили, опротестовала все! А банк теперь обязан покрыть издержки. Причем тихо. О таком на всех углах не базарят.
— А как же вы все за субботу вычислили, день же нерабочий? — В Белове против воли проснулось профессиональное чутье.
— А у нас главбух чокнутая. Днюет и ночует на работе. В пятницу у нее что-то не сошлось. Приперлась в субботу с утра. Запросила из компьютера данные по операциям за неделю. Ну и намылила выдачу векселей в депозитарии. А они, между прочим, были в доверительном пользовании банка. Позвонила домой начальнику депозитарного отдела, а тот — ни ухом, ни рылом.
— Что ты тут водку жрешь? Иди, рой землю, тебе за это бабки платят.
— Нашел дурака! Векселя в тот же день перепродали. Кто-то не кисло наварился.
— Потряси банковских мышей. Должны же быть концы?
— Без меня потрясли. — Яровой шмыгнул носом. — Мышонка из депозитария завтра хоронить будем. Это он, дурачина, выдачу завизировал. Щегол еще, третий курс института.
— Ясно. Рубят концы. — Белов не удержался и потянулся к бутылке. — Кого подозреваешь? — мимоходом спросил он. Яровой западни не почувствовал.
— Меньше всего этого мальчишку. — Яровой растер по красному лицу липкую испарину. — Может, и был в доле, да делиться даже грошами не захотели. Скорее всего, на него просто перевели стрелки. Тут работал эксперт, а прикрытие обеспечивал какой-то крупный чин. Наиболее вероятно, начальник депозитарного отдела. Тот еще жук. По моим данным, имеет прямые выходы на армянскую группировку.
— А тебя никто не подозревает? — влепил заранее подготовленный вопрос Белов.
— Не понял? — Яровой заметно вздрогнул, краска в миг слетела с его лица.
— Что, разом взбледнулось, Арсений? — усмехнулся Белов. — Так уж сложно допереть, да? — Он пальцем, как крючком, зацепил воротник рубашки Ярового; рванул; когда тот ткнулся головой ему в плечо, Белов до хруста сжал липкую шею Ярового. — Тихо, мент! — прошептал он в самое ухо. — К тебе приходили от того питерского мужика?
— Да, — просипел Яровой.
— И ты им помог закадрить мальчика из депозитария?
— Нет! Без меня обошлось, клянусь, без меня!!
Белов оттолкнул его от себя, вытер о пиджак испачканные в испарине руки.
— Ты им, сучара, в Питере подписку о сотрудничестве дал. Я не спросил, а ты промолчал. Надеялся, что Белов лопухнется. Я с таких, как ты, при Андропыче, светлая ему память, погоны с мясом срывал.
— Вспомнил! — сплюнул Яровой. Белов прищурился, но промолчал. Достал из кармана листок, положил перед Яровым.
— Что это? — насторожился тот.
— Меня жаба задавила, Арсений. Кому ни попадя подписки даешь, а я тебя уже сколько терплю — и все даром. Ставь закорючку, не тяни.
— Про подписку уговора не было!
— Баран ты, Арсений! — Белов опять вытянул руку, но Яровой успел шарахнуться к стене. — Что, страшно? А жить тебе не страшно? Мальчишку замочили, а тебя в назидание потомкам жить оставят?
— Мне твоя подписка, как дохлому зайцу горчичник. Что, я ею от пули прикроюсь?
— Ошибаешься, — покачал головой Белов. — Сначала подписка, потом письменные показания. Мелким почерком, с мелкими подробностями. И я гарантирую тебе полную безопасность.
— И до конца дней держишь за оба яйца!
— Ну, если считаешь, что кто-то будет держать нежнее… — Белов потянулся к листку. — Но когда тебе агрегат с корнем вырвут, ко мне не беги. Я ниткой с иголкой не владею. Пальцы не те. Грубые очень.
— Стой! — Яровой перехватил его руку. — Условия?
— Да какие могут быть условия? — удивился Белов. — Берешь ручку и пишешь.
В комнате отчаянно затрезвонил телефон. Белов сорвался с места, сердцем почувствовав беду.
— Да! — едва переведя дыхание, сказал он в трубку.
В ответ раздался истерический крик, пробившийся сквозь треск помех.
— Кто это? Настю?! Я же тебя, дурака, предупреждал, ни на шаг от нее! Понял. Уже еду.
Белов ворвался в кухню, на ходу натягивая куртку.
— Арсений, ключи!
— Какие ключи? — Яровой успел допить бутылку и теперь еле ворочал языком.
— От твоей «тойоты», баран! — не выдержал Белов.
— Щас нарисую. — Яровой сунул сразу обе руки в карманы заляпанных закуской брюк. — Не хе-хе устроился! Хату отобрал, машину отбирает… Щас еще сучку привезет… А меня на мороз выбросит.
Пока он копошился, Белов взял листок, убедился, что закорючка Ярового на месте, сложил пополам и спрятал в нагрудный карман. Лицо его закаменело, но Яровой этого не видел.
Как только связка ключей упала на ладонь Белова, он без замаха врезал правой в подбородок Яровому. Тот отлетел к стене, забился в угол и заскулил.
— Это тебе за сучку. — Белов потер онемевший кулак. — Если к моему приходу не настрочишь показаний, дам за светлую память товарища Андропова. Мало не покажется. И не вздумай, козел, броситься в бега! Сиди здесь и жди меня.
Через пятнадцать минут он влетел в палату. Дежурная сестра потянула его за рукав, но он резко вырвался.