— При первой же возможности. Дальше тянуть нельзя. Нас нанимали для черновой работы, мы ее сделали. А работать дальше, когда тебя ежеминутно сдают, желания не имею.
— Есть надежный канал отхода? — Кротов чуть подался вперед.
— Канал — это дверь с замком. Дайте мне ключ, и я ее открою.
— Информация?
— Да. Суть операции. И кто с вами работал до нее.
— Слишком много.
— Тогда попытайтесь выбраться сами.
— Хорошо. — Кротов ладонями растер лицо, оставляя на бледной коже нездоровые алые полосы. — Ответ на второй вопрос — КПК. Знакомое слово?
— Комитет партконтроля и контрразведки, — кивнул Максимов. — Чем это вы им удружили, если они вас «заморозили» на острове?
— Зачем тебе? — насторожился Кротов.
— Чтобы ключ подошел к замку. Без информации дверь не откроют.
— Хорошо, — кивнул Кротов после секундной паузы. — Я помог разместить капитал. Так называемые «деньги партии».
— На случай их возвращения?
— Они никуда не уходили, Максим! Они всегда были и будут здесь. И деньги никогда не уходили из страны. Я помог их грамотно вложить в теневой бизнес, а это две трети экономики, как вы знаете. Еще вопросы? — Кротов выставил острый подбородок.
— Суть нашей операции?
— Мы входим в сеть банка и крадем все деньги, которые проходят через Гогу.
— Чьи?
— Еще не знаю.
Максимов наклонился к Кротову, что-то прошептал на ухо. Отстранился и, не выдержав, усмехнулся, заметив, как вытянулось лицо Кротова.
— «Еще не знаю», — передразнил он интонацию Кротова. — Террорист от финансиста, Кротов, отличаются только средствами достижения цели. Думать головой приходится чаще, чем стрелять.
— Вот я и говорю, недооценил вас Гаврилов, — покачал головой Кротов.
— Его проблемы, — отмахнулся Максимов. — На деньги, на которые мы ненароком вышли, здесь нельзя построить Америку. Получится только Латинская, вы согласны? А участвовать в этом, пусть даже сбоку-припеку, я не имею ни малейшего желания. Поэтому и ухожу. — Максимов встал.
— Уходим? — В голосе Кротова звучала едва скрываемая надежда.
— Ушли бы, если бы вы могли пролежать по такой погоде суток пять в лесу. И не стонать, А так… — Максимов вздохнул. — Придется ехать домой и ждать более удачного случая.
По трубе отопления трижды стукнули чем-то металлическим, звук вышел резкий, режущий слух. Без этого сигнала, предупредил Максимов, он без лишних слов изрешетит любого, попытавшегося подойти к двери.
— И еще, Кротов. — Максимов взялся за ручку двери, правая рука уже сжимала пистолет. — Я вас не ломал и к сожительству не склонял. Выбор за вами. Попробуйте уйти своим каналом. Не получится, обращайтесь ко мне. В вашей голове информации достаточно, чтобы открыть любую дверь.
— Я попробую, — сказал Кротов, покосившись на дверь, из-за которой уже доносились приближающиеся шаги, под тяжелыми ботинками жалобно попискивал кафельный пол операционной.
В его сузившихся глазах Максимов прочитал готовность старого лиса продолжить бег, даже если для этого придется перегрызть лапу, размозженную капканом. Лис уже не боялся ни боли, ни смерти.
«Нет перспектив, нет перспектив, нет перспектив», — твердил Гаврилов, до упора вжимая в пол педаль газа. Машина неслась по Ленинградскому шоссе, в быстро сгустившейся темноте ярко горели огни высотных домов на московском берегу канала.
Внаглую шел по крайней левой полосе, обдавая тихоходов, испуганно принимающих в сторону, веером грязных брызг. Гаишников не боялся. В нагрудном кармане лежали красные корочки внештатного сотрудника Службы — награда Подседерцева за рабский труд.
«С поганой овцы хоть шерсти клок!» — зло ощерился Гаврилов.
Ничего, кроме ненависти, он теперь к Подседерцеву не испытывал. Хозяин не имел права быть таким, у всех могут быть проблемы, каждого заедает бестолковость начальства, но если ты решил быть Хозяином, так будь им до конца. Никто не должен видеть тебя слабым или уставшим. Твоя воля и жажда дела тебе не принадлежат, ты ими, как хлыстом, должен понукать тех, кто доверился тебе. Твоя сила нужна им, признавшим, что ты сильнее, а значит, имеешь право быть Хозяином. И упаси боже дать почувствовать, что ты не нуждаешься в услугах слабых, что тебе наплевать на их безопасность, что в любой момент наберешь себе других. Продадут в миг или разбредутся кто куда, проклиная день, когда связались с тобой.
«Скотина неблагодарная! Я своей задницей всех его ежей передавил, Гогу, можно сказать, на тарелочке принес… А он, сволочь, разве что ноги об меня не вытер. Нет, Подседерцев, если пользуешься, то либо люби, либо деньги плати!» — Гаврилов неожиданно для себя захохотал в голос, таким несуразным показался ему только что рожденный афоризм. На глазах выступили холодные злые слезы.
Он резко ударил по тормозам, бросил машину вправо, подрезав отчаянно засигналившую «Волгу», и остановился у обочины.
Сообщение «жду к ужину» на пейджер передавали дважды, что означало требование немедленной встречи. Новый хозяин, в отличие от Подседерцева, по пустякам не дергал.
Гаврилов набрал номер дежурного по агентству.
— Первый на связи, — Он не дал дежурному ответить. Времени было в обрез, до встречи осталось меньше часа, а приехать надо было без «хвоста». Подседерцев вполне мог посадить его под жесткий контроль. Операция шла к концу, и риск возрастал с каждым часом. Сам Гаврилов поступил бы именно так, береженого бог бережет. — Нахожусь в первом квадрате. Нужна «дорожка» и «сменная обувь». Маршрут следования — в квадрат восемь-три.