Угроза вторжения - Страница 2

И СБЫЛОСЬ ТО, О ЧЕМ ПРЕДУПРЕЖДАЛ СМОТРЯЩИЙ НА ОГОНЬ: ДОРОГУ К СВЯТОЙ ГОРЕ ПРЕГРАДИЛИ ЛЮДИ, ЧЬИ ВОЛОСЫ БЫЛИ ЧЕРНЫ, КАК КЛИНОК, ЗАКАЛЕННЫЙ В КРОВИ РАБА.

НИКТО НЕ ХОТЕЛ УСТУПАТЬ, КАЖДЫЙ НАРОД СЧИТАЛ БЕЛУЮ ГОРУ СВОЕЙ. И ТОГДА РЕШИЛИ — ПУСТЬ ЖРЕБИЙ БРОСИТ БОГ ОД — ПОВЕЛИТЕЛЬ ДИКОЙ ОХОТЫ. ЗАКЛАД В ТАКОМ СПОРЕ ОДИН — ЖИЗНЬ ЛУЧШЕГО ВОИНА. БЕЛОКУРЫЙ ОЛАФ, ПОЗНАВШИЙ МАГИЮ РУН БОЯ, И ЧЕРНОВОЛОСЫЙ ШИР, ВЛАДЕЮЩИЙ ТАЙНОЙ ПАРЯЩЕГО КЛИНКА, СОШЛИСЬ В СМЕРТЕЛЬНОЙ СХВАТКЕ.

ОНИ БРОСИЛИСЬ ДРУГ НА ДРУГА НА РАССВЕТЕ, И СОЛНЦЕ ВОШЛО В ЗЕНИТ, КОГДА ОЛАФ ПОДНЫРНУЛ ПОД РУКУ ПРОТИВНИКА И ИЗ ПОСЛЕДНИХ СИЛ РВАНУЛ МЕЧ ВВЕРХ, ВСПОРОВ СПИНУ ШИРА. ОН ВЗВАЛИЛ ШИРА НА СПИНУ, РАЗОРВАННЫЕ РЕБРА ВРАГА РАСКРЫЛИСЬ, КАК КРАСНЫЕ КРЫЛЬЯ ПТИЦЫ ТРИС, ПОЕДАЮЩЕЙ ТЕЛА ПОГИБШИХ БЕЗ ОРУЖИЯ В РУКАХ. ОЛАФ ЗАКРУЖИЛСЯ В ТАНЦЕ, ПОСВЯЩЕННОМ БОГУ ОДУ, И КРОВЬ ВРАГА СМЕШАЛАСЬ С КРОВЬЮ, ХЛЕЩУЩЕЙ ИЗ РАН БЕЛОКУРОГО. НО ШИР, СОБРАВ ПОСЛЕДНИЕ СИЛЫ, СОРВАЛ С РУКИ МЕДНУЮ БЛЯХУ, СПАСАЮЩУЮ ОТ УДАРОВ МЕЧА, И ВОНЗИЛ ЕЕ ОЛАФУ В ГОРЛО. КРИК ПОБЕДЫ, СОТРЯСАВШИЙ ГОРЫ, ЗАХЛЕБНУЛСЯ В АЛОЙ КРОВИ. ОБА РУХНУЛИ НА ЗЕМЛЮ.

В ЭТОТ МИГ ОРЕЛ, ПАРЯЩИЙ ВЫСОКО В НЕБЕ, ЗАТМИЛ КРЫЛЬЯМИ СОЛНЦЕ, И НА БЕСКОНЕЧНОЕ МГНОВЕНИЕ В УЩЕЛЬЕ, ГДЕ ЗАСТЫЛИ НАПРОТИВ ДРУГ ДРУГА БЕЛОКУРЫЕ И ЧЕРНОВОЛОСЫЕ, ПОКЛОНЯЮЩИЕСЯ ГОВОРЯЩЕМУ КАМНЮ, ОБРУШИЛАСЬ МГЛА.

ТАК ГОРА, ДАЮЩАЯ МОЛОКО НЕБА, ОСТАЛАСЬ НИЧЬЕЙ.

КРОВЬЮ ПОГИБШИХ, СИНЕВОЙ НЕБА И КРЫЛЬЯМИ ОРЛА ПОКЛЯЛИСЬ ЛЮДИ ДЕРЕВА И ЛЮДИ КАМНЯ, ЧТО НЕ БУДЕТ МЕЖДУ НИМИ ВРАЖДЫ, ПОКА ЖИВ ПОСЛЕДНИЙ В ИХ РОДУ. КРАСКОЙ, ПРИГОТОВЛЕННОЙ ИЗ ТОЛЧЕНОГО КАМНЯ, ЖЕЛТОГО, КАК ГЛАЗА ВОЛЧИЦЫ, ИЗ КАМНЯ КРАСНОГО, КАК КРОВЬ НА СНЕГУ, ИЗ КАМНЯ БЕЛОГО, ЧТО ЯРЧЕ ЗВЕЗД, — НА СТЕНАХ ПЕЩЕРЫ, ИЗ КОТОРОЙ В ЛЮБУЮ ПОГОДУ ВИДНА БЕЛАЯ ГОРА, НАПИСАЛИ СВЯЩЕННЫМИ ЗНАКАМИ, ПОДАРЕННЫМИ ЛЮДЯМ БОГОМ ХАРАМОМ — ОТЦОМ МУДРЫХ, ЧТО СМЕРТЬ И БЕСЧЕСТЬЕ ЖДЕТ ТОГО, КТО ПРОЛЬЕТ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ КРОВЬ В СВЯТОМ МЕСТЕ, ГДЕ МОЛОКО НЕБЕС СТЕКАЕТ НА ЗЕМЛЮ, ЧТОБЫ НАПОИТЬ ВСЕХ, КТО РОЖДЕН ПОД ЭТИМ НЕБОМ.

Глава первая. Цена посвящения

Искусство ближнего боя

Босния, июль 1994 года

Ночь была звездной и холодной, такие бывают только в предгорьях. На дальнем конце деревни все еще горел дом, и на стене комнаты то и дело принимались плясать оранжевые тени.

Максимов лежал, закинув руку за голову, и ждал, когда полоса яркого серебристого света, льющегося из окна, отползет к стене. Ровно через полчаса луна завалится за холмы, и станет совсем темно. На войне быстро возвращаешься в первобытное состояние, и время, отмеряемое часами и минутами, становится чем-то неестественным, привнесенным из чуждого мира, где люди все еще тешат себя иллюзией полной безопасности и неизменности раз и навсегда установленного порядка вещей.

Сюда, на Балканы, как стервятники слетелись все более-менее серьезные разведки мира. Пользуясь обстановкой — «война все спишет», как на учениях прокатывали модели, разработанные для «чрезвычайных ситуаций», обстреливали своих бойцов, вербовали и ликвидировали чужих, закладывали сети для будущих операций, когда игра пойдет всерьез и ставки будут запредельно высокими.

Максимов не сомневался, что это лишь «модельная война», как бы страшно и цинично это ни звучало. Слишком уж очевидна аналогия с современной Россией. Кто-то задался целью выяснить, можно ли раскрутить конфликт, замешав адово варево этнических, религиозных и экономических противоречий в славянском государстве. И если да, то кто и как будет повязан, какие тени прошлой вражды оживут, какие идеи вскружат головы, сколько крови потребуется, пока измученное население не будет готово с цветами встречать белые танки интернациональных сил.

И главное, сколько это все будет стоить и какую прибыль принесет.

Он знал многое о подоплеке этой войны, возможно, даже больше, чем те, кто непосредственно руководил боевыми действиями. Его война была больше похожа на охоту: травля, захват, допрос, ликвидация. Воевали спецы, не знающие жалости ни к себе, ни к другим. Военная разведка, как полевая хирургия — занятие не для слабонервных. Информация на войне стоит дорого, а человеческая жизнь — ни черта; В средствах асы тайной войны здесь, как и всегда и везде, себя особенно не стесняли.

Но кроме войны секретных служб, здесь шла схватка между тайными братствами. На обнажившемся до кровавого нутра теле Балкан почти открыто проступали нервы тайной политики. Каждый хотел дернуть за них. Каждое тайное общество мечтало, пользуясь безнаказанностью войны, потянуть одеяло на себя, максимально отклонив вектор мирового развития в угодную ему сторону. Маски и личины на время войны были сброшены, и противники, до сих пор лишь подозревавшие о существовании друг друга, могли посмотреть друг другу в лицо.

Последним из семи, затравленных группой Максимова, был пакистанец, работавший на разведку Саудовской Аравии, но успевавший снабжать информацией еще и ливийского резидента. В этом качестве он заинтересовал ГРУ, нанявшее Максимова. Пакистанец заинтересовал орден своей принадлежностью к тайному мусульманскому братству Танцующих дервишей. Политики в срочном порядке лепили из ислама «образ врага», на смену почившему в бозе коммунизму. Орден интересовало, действительно ли хранители тайных знаний ислама готовы выступить в роли «мирового зла», на какую степень имитации конфликта с православием они готовы пойти, подыгрывая международным силам, разворачивающим эту интригу, и не обернется ли эта игра войной без правил.

Выплевывая слова вместе с кровяными сгустками, пакистанец понес про зеленое знамя Пророка, заветы аятоллы Хомейни и пообещал, если уцелеет, лично перерезать глотку Максимову и всей его родне до седьмого колена, когда волна «зеленой революции» перехлестнет границы России. В принципе, парню можно было верить — информация, выбитая из него за три часа допроса в сыром подвале напрочь разрушенного дома, начала подтверждаться буквально через несколько дней.