Белов понял, пора применять радикальные меры. Нагнулся и достал из-под стола три запотевшие бутылки пива.
— Ребята, это аванс. Остальное после работы. — Он ловко сковырнул пробки, протянул бутылки еще не пришедшим в себя от удивления отушникам. — Но запись должна быть, как на студии.
Старший отхлебнул пиво, вытер губы и широко улыбнулся.
— Уф! Будет тебе качество, Игорек.
Рация дала короткий зуммер. Белов наскоро перекрестился, первым надел наушники. Технари, как по команде, разбежались по рабочим местам: один к видеокамере, другой к тарелке направленного микрофона, старший — к пульту.
Белов развернул стул так, чтобы одновременно был виден экран телевизора и окно вагончика.
За мутным стеклом промелькнуло белое пятно — подъехала «Волга» Гоги Осташвили. На мониторе было видно, как машина, проехав сотню метров, остановилась у продуктового магазинчика. Через несколько секунд из магазина вышел Журавлев. Посмотрел по сторонам и переложил батон хлеба из правой руки в левую — сигнал, что Гога приехал один.
Гога вылез из машины, потер поясницу, хлопнул дверцей, не запирая ее на ключ, и враскачку, как борец по ковру, пошел к Журавлеву.
Белов дал знак старшему увеличить громкость. Как обещали, слышимость была идеальной.
Журавлев повернул назад, к вагончику. Гога, шедший рядом, все еще молчал, обдумывая ответ.
«Ничего, так даже лучше. Подойдем ближе, можно будет снимать крупным планом. И говорить тебе, Гога, придется прямо в камеру. Потом никто не упрекнет, что мы смонтировали запись. Любая экспертиза подтвердит, что съемка и аудиозапись шли одновременно», — подумал Журавлев, намеренно замедляя шаг.
— Допустим, такой человек существует, — наконец произнес Гога.
— А без «допустим»? — нажал Журавлев. — Да или нет?
— Да. «Наш Совмин». — реальная личность. — Гога невольно поморщился, что не укрылось от Журавлева. По всему было видно, что эта личность вызывает у Гоги не самые лучшие воспоминания. — Только зачем он вам, не пойму. Второй раз генералом решили стать?
Зная об амбициозности Гоги, Журавлева подвели на контакт с ним как генерала КГБ. Журавлев в последние годы стал резко набирать в весе и округлым лицом, мощной фигурой с выпирающим вперед животом вполне соответствовал Гогиным представлениям о высшем руководстве КГБ. Знал бы, сколько злых шуток отпускал Белов, гордящийся своей атлетической фигурой, в адрес «легенды» Журавлева — оба еще ходили в майорах и знали, что генеральские звезды им не светят, хоть перелови всю мафию страны.
— Интерес у нас обоюдный, Георгий. — Журавлев остановился, до вагончика оставалось меньше полусотни метров.
— Даже так? Вот уж не думал, что у нас могут быть общие интересы.
— Общих нет, у каждого свой, тут я согласен. Но они иногда пересекаются, иначе мы бы не встречались, так? — Журавлев выждал, дав Гоге почувствовать скрытый смысл фразы. Гогу никто не вербовал и за уши не тянул на встречи с «генералом КГБ». Сам пошел на контакт, просчитав соотношение риска и выгоды от такого знакомства. — Нельзя жить в обществе и быть от него свободным, это еще дедушка Ленин сказал. За нарушение этого правила можно поплатиться свободой. Намек понял? — Журавлев еще раз сделал многозначительную паузу, но уже короче, нельзя было терять темп. — Поясню. Вот стоим мы, генерал КГБ и известный всей Москве мафиози, и мирно разговариваем. А почему? Да потому, что общество у нас такое. И ты его законов фактом своего существования не нарушаешь. Естественно, я не УК имею ввиду. Если есть бараны, то должен быть и волк. Волк — это ты. А я, как хранитель безопасности государства, должен смотреть, чтобы волки не шалили и бараны не борзели.
— А в газетках про это не пишут, — усмехнулся Гога, явно польщенный, что его зачислили в особую категорию — волков.
— Их для баранов печатают, Георгий. А умный и так понимает, что новый Генсек вот-вот начнет чистку партии. И не потому, что новая метла обязана мести по-новому. Альтернатива проста: или он сожрет «стариков», или они его мальчиком на побегушках держать будут. Хватит нам жить в доме престарелых, так многие считают. И я в том числе. Поэтому линию нового Генсека на войну со стариками поддерживаю двумя руками.
— Мне бы ваши проблемы! — хохотнул Гога. — Я простой человек, живу тихо, никому не мешаю.
— Я же тебе говорил, что нельзя быть свободным от общества и процессов, идущих в нем. — Журавлев укоризненно покачал головой. — Не понял теорию, поясню на конкретном примере. В мае в загородном ресторане «Росинка» была большая гульба, помнишь?
— Там каждый день гуляют, — насторожился Гога.
— Семнадцатого числа был день рождения Демьянова. Такого человека, как зам областной кооперации, не уважить нельзя. Собрались авторитеты и «деловые» чуть ли не со всего Союза. И ты там был, Георгий. Только посадили тебя на первом этаже, вместе с гопниками и мелкой фарцой. А серьезные люди гуляли на втором. Тебя туда пропустили только тост за виновника торжества произнести, а за стол не усадили. Потому что молод ты для них и солидности еще не набрал. — Удар по самолюбию Гоги был нанесен, Журавлев замолчал, выжидая, когда проявится эффект.
Гога позеленел лицом, выдохнул сквозь сжатые зубы глухо:
— Мне торопиться некуда, я свое еще возьму.
— Когда? — резко бросил Журавлев. — Не мальчик — сорок уже! Брать надо сейчас, Георгий. Момент благоприятный, разве не ясно? Молодой Генсек начал борьбу за власть, сейчас начнут гнать стариков. Попади в эту струю, не противоречь объективной тенденции — и ты выиграешь.